Опять мать! Причём здесь опять моя мать⁉

— Э-э-э-э, — протянул я, пытаясь выиграть время.

— Знаешь или нет⁉

— Нет, — ляпнул я.

Воронцова пристально уставилась мне в глаза, посверлила так несколько секунд, а затем шумно выдохнула и покачала головой. Поверила, стало быть.

— Это пи***ец, Ярик, — сказала она.

— Да что случилось-то?

— Ваша мать была княжеского рода, да притом в десятке приближённых, — сказала Наталья Эдуардовна. — Кольцовы. Слышал когда-нибудь о них?

— Э-э-э-э, — и вновь затянул я.

Затянул, а сам начал стрелять глазами по родне: Лёха ошарашено вылупился на нас, Шиза застыла с открытым ртом, так и не донеся до него очередную тарталетку, а Соня со злостью оттолкнула от себя гримёра и обратилась в слух.

— Короче говоря, ребят, вы все внебрачные отпрыски княжеского рода, — продолжила Воронцова. — Кольцовы подняли документы и теперь предъявляют на вас права. На имя Мордасова уже пришла повестка в суд. Дескать, так и так, вас столько лет искали, с ног сбились, а МЧСники тем временем незаконно удерживали вас у себя. Задета честь семьи и всякое, мать его, такое. Но теперь-то вы нашлись, и сердце Сергея Серафимовича Кольцова поёт от того, что семья вскоре воссоединится…

Наталья Эдуардовна крепко перетянулась, достала сигару изо рта, огляделась вокруг на предмет пепельницы, не нашла ничего подходящего, и затушила её о подошву.

— Пи***ец, — контрольный раз повторила она.

А мне, признаться, нечем было возразить. И правда ведь. Пи***ец…

Глава 20

Про энергетик

На заднем дворе своего дома в Дракон-Коньячном, Роман Романович самозабвенно возился со своей новой игрушкой. Хотя… если так подумать, в Дракон-Коньячном весь мир был его задним двором.

Не суть…

Позавчера во время очередной перегонки фуры между мирами, сыновья привезли ему здоровенный керамический гриль в форме яйца. Многофункциональный, прям как швейцарский нож.

Лёха сказал бате осваивать новую приблуду и ждать гостей. Дескать, так и так, скоро будет повод собраться и посидеть, вот и пригодится. И нужно отметить, что осваивать здесь действительно было что. К чудо-грилю прилагалась не просто инструкция, а настоящая книга. С картинками и описаниями рецептов.

Обрыдлым жаром Романа Романовича не удивишь, — до сих пор он прекрасно жарил шашлыки на углях от костра, — зато функция коптильни действительно завораживала.

Первым делом по утру Апраксин-старший раздобыл на лесопилке свежую сосновую щепу, а затем отправил своих снох, — снохинь? Сношек? — в бараки лагертов за рыбой. И подумал ещё про себя, мол: вот так, наверное, и выглядит счастливая повседневность.

Дожил.

Час возни с рыбой, — жена помогала с чисткой, — затем ещё полчаса танцев с бубном вокруг гриля, и вот, первая партия рыбы уже стояла на решётке. Жаль не красная, конечная; речная. Из того, что было.

Но под пивко наверняка пойдёт. Ну потому что нихрена себе! Горячее копчение, так ещё и собственного производства. Когда-то и от кого-то Роман Романович слышал, что самый дорогой продукт в мире — это дым. Ему же всё это счастье досталось на шару.

— А запах-то, — сказал Роман Романович, падая на садовый стульчик рядом с женой. — Чувствуешь?

— Чувствую, — улыбнулась Ольга.

И действительно. Не успела рыба отстоять под крышкой ещё и минуты, а чарующие ароматы уже наполнили весь задний двор.

Погода радовала, — впрочем, как и всегда. Роман Романович сидел на своей лужайке, позади своего модного каркасного дома со стеклянной стеной, коптил рыбу в своей коптильне и пил свой чай со своим, мать его так, бергамотом. Рядом сидела его жена, где-то неподалёку хлопотали по хозяйству жёны его сына, а в небесах кружили и что-то высматривали его драконы.

Жизнь изменилась очень резко.

И пока что все эти изменения были со знаком плюс. Иногда Роман Романович начинал задумываться о природе этих изменений, что-то анализировать, думать о том-де заслужил или не заслужил, — а если заслужил, то как и почему? — но затем резко бросал все эти мысли и бросался рьяно проживать своё счастье. Каждую секунду от и до.

Вот и сегодня его буквально распирало от дофамина.

Вот только… Ольга.

— Всё хорошо? — спросил Роман Романович.

— Да-да, — улыбнулась ему жена. — Всё просто прекрасно.

— Опять какие-то видения?

— Нет-нет, — Ольга тряхнула головой. — Всё хорошо. Забудь. А скоро рыба будет готова? Хочу уже попробовать.

И конечно же, Ольга врала. И конечно же, её вновь накрыл дар. И да, конечно же, всё было не очень хорошо.

И даже плохо.

Вместо обычных наслоений вероятностей и возможных вариантов развития событий, её уже второй день повсюду преследовало одно видение. Глюк. Тупой, как камушек, и никак не поддающийся трактовке.

Везде и всюду Ольге Апраксиной виделись флаги. Чёрные флаги с белым кружочком внутри…

* * *

— Что за ёпвашу мать? — первый шок сменился праведным гневом. — Мы совершеннолетние, какого хрена? Какие ещё, к чёртовой матери, на нас могут быть права? Мы что, скотина какая-то?

— Ярослав, потом…

Воронцова похлопала себя по брюкам, достала пачку сигарет, затем достала из пачки одну, посмотрела на неё, как на говно, и засунула обратно.

— Где мои сигары⁉

— Наталья Эдуардовна, а вам не кажется, что у нас сейчас есть куда более серьёзные проблемы?

— Кажется. Но всё это потом. До эфира десять минут. О, спасибо, — это кто-то из команды маркетологов резко метнулся через всю аудиторию и протянул ей коробку с сигарами. — Вы сейчас пойдёте, поулыбаетесь, поотвечаете на вопросы, а мы пока начнём думать.

— О чём тут думать-то?

— О том, Ярослав! — гаркнула Воронцова. — Забыл, в каком мире живёшь? У нас так-то два законодательства, одно для аристо, а другое для простых смертных. Написать их написали, а синхронизировать забыли…

Наталья Эдуардовна раскурила сигару.

— Представь себе шахматную доску, — сказала она. — На стороне чёрных расставлены фигуры, а на стороне белых конфета, пуговица и скрепка. Ты играешь за белых. Твой ход?

— Чего?

— Того! У тебя как с правом-то вообще?

— Знаю, что нельзя распивать на детских площадках, — нервно отшутился я, а сам подумал…

И впрямь.

Для меня вся эта юридическая хрень — тёмный лес.

— Вся эта юридическая хрень — тёмный лес, — как будто бы прочитала мои мысли Воронцова. — И если в делах аристо-аристо, аристо-государство, гражданин-гражданин или гражданин-государство можно упереться в букву закона, то в делах между аристократами и неаристократами открывается просто охреневший простор для творчества…

Вот как.

Стало быть, не одни мы здесь авантюристы-импровизаторы. Кольцовы тоже решили подсуетиться под шумок.

— Догадаешься, почему так вышло? — улыбнулась Воронцова.

Хм-м… Скорее всего потому, что с отмены крепостного права прошло немногим более ста лет. И потому, что свободу человеку вроде как дали и где-то даже уравняли в правах с барином, но при этом класс аристократии оставили без серьёзных изменений, потому что попробуй тронь это говно, от вонищи задохнёшься.

Вот и получается:

Качнёшь лодку в одну сторону — ох, ах, попирают честь благородных слуг Государевых. Как же так? За что? Мы же кровь за Отечество проливаем вот уже в хрен-знает-каком поколении! Качнёшь в другую — да вы совсем там охренели, мироеды, простого человека ни за что обижать? А там уже и до мыслей о равенстве и братстве недалеко.

Короче…

Время сейчас такое… смутное. Переходное.

Надо бы всё снести и построить заново, — уже с умом, — но такие вещи делаются на фоне сильных общественных потрясений. А у нас пока что, — тьфу-тьфу-тьфу, — тишь, да гладь. И нахрена, получается, воду баламутить?

Примерно такие вот мысли я и озвучил Воронцовой. Воронцова кивнула.

— Плюс-минус так. И по-хорошему такие вот процессы решаются в частном порядке, мимо всякого закона и за закрытыми дверями, — Наталья Эдуардовна глубоко перетянулась. — Но поскольку Кольцовы уже начали бомбить масс-медиа с этим своим сраным иском, значит договориться по-тихому они не хотят. И значит, будет шоу.