Судя по всему, в рифте было реально холодно. За что-то же он всё-таки был окрещён «проблемным», верно?

Однако в то, что именно происходит внутри, Романа Романовича не посвящали. По обрывкам фраз, которыми перебрасывались Ярик, Лиза и остальные, он не мог составить полную картину. Какой-то колокол. Какой-то якорь. Гарпун какой-то. Чушь, если одним словом.

Допытаться по мысленной связи у драконов тоже не получалось. Те уже второй день подряд выматывались в чепуху, и как только попадали в Дракон-Коньячный, сразу же ложились отсыпаться.

— А мы выиграли ещё один день, — попытался завести разговор Роман Романович.

— Молодец, бать.

— А у вас там как дела?

— Хреново, бать.

— А чего так?

— Забей, бать.

— Ну вы же справитесь?

— Наверное, бать, — вздыхал Ярослав и повторял: — Наверное.

Вот и всё.

Вот и вся беседа.

Затем тревожный короткий сон, побудка и портал в Академию, где уже ждала Воронцова.

На второй день сотрудники Тайной Канцелярии не придумали ничего умней, чем симулировать у Романа Романовича сердечный приступ.

— Это я могу, — заверил Апраксин. — Меня в детстве в артисты пророчили. Ах, как я играл в школьных спектаклях! Как играл! Моего ежа, должно быть, до сих пор не переплюнули.

— Какого ежа?

— Из «Теремка», само собой. Я ёж! — Роман Романович воздел кулаки к небу. — Меня голой рукой не возьмёшь!

Короче говоря, план был хорош. А чтобы лишний раз не бесить Баскакова, разыграть спектакль было решено как можно раньше, не дожидаясь слова обвинителя.

— Как только услышишь что-то максимально несправедливое, сразу же хватайся за сердце, — дала своё наставление Воронцова.

За триггер Роман Романович выбрал слова судьи: «передать попечительство над детьми в пользу Сергея Серафимовича Кольцова».

— А-а-а! — вскрикнул он, скривил лицо, обеими руками упёрся в трибуну и начал хватать ртом воздух, делая вид что никак не может продохнуть. Короче говоря, не «ай-ай-ай» и руку на грудь, а вполне себе правдоподобное иммерсивное представление.

Далее Роман Романович изобразил головокружение. Он отвернулся от судьи и сделал пару неуверенных шагов к выходу, дескать, ему так плохо, что уже на всё насрать и ему срочно нужно на воздух, ну а затем его «повело» назад.

Шатаясь, Апраксин свалился сам и повалил трибуну.

Порвал пиджак, до крови расшиб локоть, а после так и остался лежать и таращиться по сторонам, пока его под руки не увела бригада Скорой Помощи. Один из врачей, к слову, был подозрительно похож на вчерашнего паренька с перцовыми баллонами.

Короче говоря, ни у кого из присутствующих не возникло мысли о том, что всё это была постанова.

— Талантище! — улыбнулась Наталья Эдуардовна, уже поджидавшая его в машине.

Сегодня дети дома не ночевали, но Ольга сказала, что они заходили на обед. Быстренько поели, отогрелись и погнали обратно в рифт. Конкретики никакой опять не дали, однако по лицам было понятно, что что-то у них там явно не клеится.

— Как бы не ранило никого, — тревожилась мать Апраксиных.

Наступил третий день.

Конечно же, был вариант сослаться на то, что Романа Романовича разбило что-то серьёзное, что ему требуется длительная реабилитация, и что слушание нужно отложить как минимум на неделю, однако Баскаков как будто бы что-то заподозрил. Он лично звонил Воронцовой. Наводил справки и настаивал на том, чтобы перевести Апраксина под контроль своего знакомого врача. Дескать, так и так, было бы неплохо быть под присмотром у лучшего доктора Империи, но мы-то понимаем к чему оно всё…

Так что выбор был невелик:

Либо вновь явиться в суд, либо же накормить Роман Романовича ударной порцией виагры и впрямь спровоцировать сердечный приступ.

— Идеи? — спрашивала Воронцова. — Предложения? Пожелания?

И тут Апраксин принял радикальное решение. Любить так любить; гулять так гулять. Срывать так срывать.

— Не хотел я до этого доводить, — вздохнул он. — Клянусь, что не хотел. Но выбора у нас, похоже, нету.

— О чём речь?

— Мне нужно прибухнуть.

— Что⁉ Зачем⁉

— Обаяние, красноречие, харизма, — пояснил Апраксин. — Острота восприятия, в конце-то концов. Я трезвым не могу сконцентрироваться и понять о чём они все говорят! А так, глядишь, и дело выиграем.

Сомнительно, — подумала Наталья Эдуардовна, — но чем чёрт не шутит? Диверсия была, проблемы со здоровьем были, настала пора для эпатажа.

Так что на третий день в зале суда Роман Романович Апраксин появился с кофейным стаканчиком. И конечно же, внутри был не кофе. Не кофе с коньяком, и даже не коньяк с кофе, а чистейший, неразбавленный Выручай недельной давности, — в то время он как раз вернулся с Кубы, но ещё не улетел в Бразилию, так что успели нацедить пару ящиков для внутреннего пользования.

— Слушается дело…

И вновь вступительная речь Баскакова, и вновь бубнёж белобрысого обвинителя. Правда, на сей раз в зале присутствовал сам Сергей Серафимович, — видать, тоже начал что-то подозревать. А ещё теперь Апраксин и впрямь начал вкуривать происходящее.

Прихлёбывая из стаканчика, он внимательно слушал.

И так его вся эта ситуация начала задевать до глубины души; так бесить и будоражить, что он едва сумел дотерпеть до момента, когда наконец-то наступит его очередь высказать всё то, о чём он думает.

— Слово предоставляется Роману Романовичу Апраксину.

— Спасибо, Ваша Честь.

Роман Романович большим пальцем отщёлкнул крышечку от стакана и залпом добил содержимое.

— М-м-м-м… Лавандовый раф, — сказал он на выдохе. — Обожаю, — а затем повернулся к залу и установил зрительный контакт с патриархом Кольцовых.

— Ну слушай, — сказал Роман Романович. — Ты…

Глава 23

Про ширпотреб

Тремя днями ранее.

Даром Лариса Сергеевна тратила на меня своё драгоценное время. По географии мне стоит поставить жирную такую, бескомпромиссную парашу.

С какого-то хрена я был свято уверен в том, что Карелия — это по пути в Петербург, а потому чуть запаниковал, когда наш кортеж выскочил на Ярославку и понёсся на восток от Москвы. Я уж было начал возмущаться о том-де, что товарищ Император нарочно вставляет нам палки в колёса и пускает длинным путём, но мне тут же вручили карту.

Всё тут же прояснилось, а карта увлекла.

Причём надолго.

Причём не меня.

— Озеро Рындозеро, — улыбаясь, зачитывала Шиза и тыкала пальцем в карту. — Хы-хы. А вот озеро Сарозеро.

Да, разговор с Павлом Третьим прошёл гладко. И да, все мои просьбы были удовлетворены.

Не исключаю, что всё это произошло лишь благодаря тому, что Воронцова настоятельно попросила меня умерить свой боевой пыл, а вместе с ним выкрутить дерзость на минимум. А то я, по правде говоря, и впрямь разошёлся. В какой-то момент мне даже показалось, что Наталья Эдуардовна вот-вот влепит мне трезвящую пощёчину.

Ну…

Так-то она была права.

Врываться к самодержцу Российскому с ноги, — пускай и через видеомост, — и с порога начинать качать и требовать — это как-то… не очень вежливо, что ли? Император всё-таки, а не оператор МФЦ. Никому ничего не должен.

Так что беседа прошла вполне себе доброжелательно.

Иногда мы даже улыбались.

Для начала я объяснил Павлу ситуацию. А он меня, вроде как, понял. Свою оплошность Император, конечно же, вслух не признал, — да и вопрос так не ставился, если уж честно, — но согласился с тем, что мой план выруливания хорош.

Итого:

Мы совершаем героический подвиг и закрываем проблемный рифт, а он быстренько даёт нам баронский титул. Противостояние с Кольцовыми в этом случае переходит в совершенно другое качество и всё. Мы, — как актив, — остаёмся на службе Империи.

А чтобы Пашка, — про себя я уже по-свойски называл его Пашкой, — не переживал почём зря, я пообещал ему страховку. Дескать, так и так, в случае нашей преждевременной кончины, мой доверенный человек передаст Императору секреты рун.